Йосеф Менделевич

Восьмая свечка – последняя в Хануку. Зажигаешь ее и думаешь: «Вот и все, кончилась Ханука. Начинаются будни»

Но у меня восьмая свечка вызывает иные эмоции. Ведь недаром она в переводе с иврита называется – «Это Ханука». То есть – это и есть настоящая Ханука, а семь предыдущих дней – только подготовка к этому взлету.

…Ленинградский процесс. Вынесены два смертных приговора. Мне – пожизненное, по советским меркам, заключение.

Отбой. Стучат намордники (кормушки) камерных дверей. Менты забирают на ночь очки – чтобы не порезали под одеялом вены. Впрочем, как тут порежешь? Руки должны быть всегда поверх куцего одеялка. Спать можно только на спине – так что бы лампочка светила над тобой и не дала бы тебе уйти в иной мир, не отбыв срока.

И вот, уже после отбоя неожиданно открывается дверь и в камеру заходит низенький капитан КГБ. В руках его – клочок бумажки, восьмушка.

— Пишите кассацию.

— Мне нужен адвокат. Не знаю я, как пишутся кассации.

— Пиши без адвоката.

Замечу, что осужденные бьются за право подать кассацию – обжалование приговору. Проходят месяца и годы.  А тут – через день после приговора, за ночь, да еще по заданию КГБ.

Чудеса, да и только. Пишу. Учитывая размер бумажки получается всего несколько строчек: «меня обвиняют в измене Родине. Но Родина у меня – Израиль, и ей я не изменю. А то, что хотел незаконно бежать из СССР – так это потому, что раз за разом мне отказывали в элементарном праве оставить страну, в которой я жить не желаю. Поэтому я считаю приговор несправедливым и прошу его отменить».

Кагебист взял бумажку, прочел, хмыкнул: «Разве так пишут кассацию?»

— Ну, я же Вам сказал, что не умею писать. Подождем адвоката.

— Нет времени. — Он хватает мою бумажку и идет в следующую камеру. За час собрали кассации всех осужденных евреев, и на самолете летит из Ленинграда в Москву. Видно ценные это были бумажки – возили самолетом.

Мне рассказывал потом мой адвокат Арие: «С утра звонят из канцелярии Верховного суда: «Через час вы должны явится на пересмотр дела Вашего подзащитного»

— Но ведь это грубое нарушение процессуального кодекса. Кассации так не рассматриваются.

— Знаю. Но это – приказ сверху.

Конечно, Политбюро указало, а оно над всеми законами. И пошло-поехало. За полчаса перекроили все приговоры.

К вечеру того же, восьмого дня Хануки, стучит в стену моей камеры мой сосед, Арье Ханох. Значит, хочет сообщить мне что-то важное – ведь за переговоры через стену сажают в карцер.

Беру кружку и припадаю ухом к стене (кружка – наше переговорно-приемное устройство). Вот и говорит мне Арьюша:

— Сейчас у меня было свидание со старшим братом. Он говорит, что под давлением международной общественности СССР было вынуждено пересмотреть и отменить жестокие приговоры. Дымшицу и Кузнецову отменили смертный приговор. Тебе, Йосеф, заменили на двенадцать лет заключения. Мне дали десять, а Сильве — 8.

Вот оно чудо! На восьмую свечу Хануки советский колосс дал трещину и отступил, в первые в своей истории, от принятого решения – подавить еврейское движение в СССР.

Советский Союз тогда был сверхдержавой. Но оказалось, что еврейский народ, когда он объединяется для общей благородной цели – еще сверхдержавнее. Кремлевская стена дала трещину. И мы знали – скоро она совсем обвалится.

Свет Хануки принес свет свободы всем покоренным народом. Недаром теперь главный раввин России зажигает ханукальные свечки в Кремле.

Вот это и есть Ханука!

Автор – Йосеф Менделевич, историк и раввин, в прошлом узник Сиона, преподает в русском отделении ешивы «Махон Меир».

Стилистика, орфография и пунктуация автора сохранены.